Маргарита обвела глазами алтарь, с икон которого на нее смотрели суровые лица Христа, Богоматери и святых. Но в этот момент они показались ей радостными и торжественными. А когда запел хор, ей почудилось, что грешная душа ее воспарила в пространстве храма, наполненного ароматом свечей и ладана. Потом они пили вино из одной чаши в знак того, что с этих пор они должны жить единодушно, деля вместе и горе и радость, и вслед за священником, который пел «Аллилуя!», трижды обошли вокруг аналоя, знаменуя тем самым духовную радость и торжество.

Обряд закончился, батюшка поздравил новобрачных и от своего имени, после чего Прозоров пригласил его отобедать за свадебным столом. Стали подходить с поздравлениями и другие гости. Первыми к новобрачным приблизилась чета Гривиных. Варвара оставалась растерянной и смущенной. До последнего момента она надеялась, что отец образумится. И вот теперь Маргарита, Маргоша, ее детская подружка, девчонка на посылках, – госпожа Прозорова, ее мачеха, как говорится, прошу любить и жаловать! Во время обряда Варвара не спускала глаз с новобрачных, отмечая про себя каждое движение, каждый взгляд, пытаясь убедить себя, что это не серьезно и не навсегда, что она, дочь, Варя, все равно вернет свое безраздельное господство в отцовском сердце. Однако ревнивый взгляд отметил, что венчальный наряд невесты оказался намного дороже и роскошней, чем ее собственное платье. А блеск подаренных женихом бриллиантов дразнил своей роскошной красотой. Молодые женщины поцеловались и сдержанно улыбнулись. Гривин же постарался как можно проникновенней посмотреть в глаза своей новой родственнице и как можно значительней поцеловать ручку, обтянутую прозрачной перчаткой, на которой теперь гордо красовалось обручальное кольцо. Молодые вышли на паперть. Здесь их приветствовали работники мастерских и их жены, бросавшие под ноги новобрачным цветы. По распоряжению Прозорова нищим раздавали щедрое подаяние, а всем работникам было поставлено угощение и выпивка за здоровье хозяина и его молодой жены. С колокольни полился радостный перезвон, весело сияло солнце. Весенний ветер затрепал и закружил фату, грозя сорвать ее и унести прочь. Платона Петровича охватило такое щемящее чувство радости, которое он не испытывал уже давно. Он подхватил жену на руки и под восторженный гул собравшихся двинулся к нарядному экипажу. Украшенная лентами лошадь заржала и ударила копытами.

– Смотри-ка, бессловесная тварь, а людскую радость тоже понимает! – заметил кто-то в толпе.

Гости расселись по местам и тронулись в имение.

Нет нужды говорить, что свадебный стол, уставленный всевозможными кушаньями и изысканными напитками, поразил своим великолепием. Деликатесы закупались в огромных количествах и в лучших столичных магазинах. Повар Гривиных постарался на славу. Тосты за здоровье молодых, совет да любовь, деток побольше перемежались традиционными криками «Горько!». Маргарита, поднимаясь из-за стола для этих показательных поцелуев, всякий раз ощущала на себе колючий взгляд Гривина и тяжелую неподвижность глаз Варвары, превратившейся в ее падчерицу. Когда поутихли стук ножей и вилок, звон бокалов и гости опустошили свои тарелки, в соседней зале раздались звуки иного рода. Это настраивали инструменты приглашенные из Петербурга музыканты. Прозоров первым поднялся и помог Маргарите управиться со шлейфом платья и фатой. И хозяева и гости проследовали в зал для танцев. Как только Прозоровы показались в распахнутых лакеем дверях, оркестр на секунду замолк, а потом понеслись нежнейшие звуки вальса. Первыми в этом танце полагалось быть молодоженам. Маргарита знала, что ее муж прекрасно справляется со всеми танцевальными па, хотя и не любитель балов. Сама же она, сопровождая Варю на званые вечера и балы, танцевать умела и любила, но ей редко удавалось продемонстрировать это окружающим. И вот теперь представился такой замечательный случай! Они поплыли по залу, взметнулись пышное шелковое платье невесты и кружева нижних юбок, закружилась невесомая прозрачная фата. Уверенная и прямая стать Платона Петровича и пленительная гибкая фигурка его жены представляли собой замечательное зрелище. Вдвоем они напоминали парную статуэтку из фарфора, которые были очень популярны в это время. Варя, когда отец и молодая мачеха прокружились мимо ее кресла, подавила в себе рыдания и хотела развернуть свое кресло прочь от этого упоительного зрелища. Ей невыносимо было лицезреть то, что она так любила и чего лишилась навсегда. Дмитрий понял чувства жены и помог откатить кресло к стене, чтобы не мешать начавшимся общим танцам.

Было уже за полночь, когда усталые от угощения и веселья гости стали расходиться по комнатам. Новобрачные первыми покинули бал и удалились в дальнюю укромную часть дома, где Платон Петрович распорядился приготовить две комнаты для себя и своей жены. Сюда не долетали звуки, и ничей любопытный взгляд или нескромное ухо не помешали бы молодым. Маргариту раздевала горничная Настя, бойкая девушка, взятая Прозоровым по хорошей рекомендации. Настя искренне радовалась за свою молодую хозяйку, ей очень хотелось обсудить с Маргаритой Павловной прошедшее событие, но она понимала, что сейчас барыне не до разговоров. Настя энергичными движениями расчесывала медную копну волос хозяйки, когда в комнату быстро вошел Прозоров. Марго вздрогнула, ей показалось, что муж даже не постучался. Платон Петрович выразительно кивнул горничной, и та, пожелав господам доброй ночи, тот час исчезла. Супруги остались наедине. Платон Петрович подошел к Марго, обнял и почувствовал дрожь ее тела.

– У кого тут зубы стучат от страха так, что за дверью слышно, а? – пошутил он.

Марго не ответила и только прерывисто дышала. Прозоров чуть отступил и мягким движением смахнул тонкую сорочку с плеча жены. Та бесшумно поползла вниз, обнажая прекрасную полную высокую грудь с вишневыми сосками. Молодая женщина смутилась еще больше и попыталась рукой скрыть свою наготу, но муж властным жестом отстранил это препятствие и прильнул страстным поцелуем к долгожданному сокровищу. Марго нерешительно обняла широкую и крепкую шею мужа, он поднял ее на руки и положил на широкую постель. Долго и с упоением покрывали нежное лицо и тело супруги его поцелуи, то жгучие, то нежные, то безумно сладострастные. Марго изнемогала от водопада ощущений. Но она знала, что главное испытание впереди. И когда муж осторожно раздвинул ее стройные белые ножки, она испуганно напряглась.

– Ничего не бойся, – прошептал он, – доверься мне, сначала будет чуть больно и, может, не очень приятно, но потом ты узнаешь рай в моих объятиях!

Марго вздохнула и отдалась во власть этих сильных рук и крепкого, как выяснилось, совсем еще не старого тела. Боль действительно пронзила ее, она вытерпела и не вскрикнула, позволяя новым ощущениям проникать все глубже и глубже внутрь своего существа.

Позже она почти не спала. Лежа с открытыми глазами в темноте, она вновь и вновь переживала происшедшее с нею. Сказать, что она действительно испытала невиданное блаженство, пожалуй, было нельзя, но муж объяснил ей, что все еще впереди, и ей хотелось в это верить. Одна только мысль досаждала своей неприятной назойливостью: а как бы все это происходило с Дмитрием?

Наутро она открыла глаза и поняла, что одна в постели. Пока Марго, потягиваясь, раздумывала над этим, появился Платон Петрович.